Статистика и память

Автобус с усатым палачом уже рассекает по Петербургу; именем рябого убийцы скоро снова назовут город на Волге.

Невыносимо.

А жить на Ленинском проспекте — выносимо? Гулять мимо памятников лысому маньяку, развязавшему гражданскую войну и выдававшему квоты на расстрелы целыми сословиями — выносимо?

Да, вполне.

Легче переносится почему-то.

Вот две простые причины для этой разницы в уровне болевого порога.

Первая причина банально-хронологического свойства: картавый был иконой гораздо дольше рябого.

До «Архипелага ГУЛАГ» мы (подавляющее большинство «нас») даже думать не могли, что Сталин действительно, без всяких подвохов, всего лишь верный ученик Ленина. Фотография Ленина стояла на книжной полке моего беспартийного отца до начала восьмидесятых годов — как символ порушенной, но истинной веры.

Культ личности был «нарушением ленинских норм партийной жизни»; поворот к террору — следствием несчастья: рано умер Ильич! «Старик» Трифонова подоспел уже ближе к обвалу, и внимательно прочитан был, увы, немногими. А «пипл хавал», в лучшем случае, фильмы по сценариям Шатрова…

Вторая причина тоже связана с хронологией, но это причина — психологическая. Те, кого расстреливали и запарывали штыками по приказу Ленина, попросту не имеют к нам эмоционального отношения. Для Аверченко и Бунина имели, а для нас — уже нет.

Мы не застали ни их, ни живой памяти о них.

Поэтому мозг, лишенный воображения, сортирует эти имена в ту часть бездонной картотеки, где хранятся имена растоптанных в ходе исторического процесса вообще. Ну да, было, так мало ли чего было… Робеспьер в одном Лионе пустил под нож и расстрелял картечью десятки тысяч человек — мы же не просыпаемся по этому поводу с сердцебиением!

Да и имен погибших во время ленинского «красного террора» почти не сохранилось — поди упомни поименно рабочих Кронштадта и тамбовских крестьян, расстрелянных Тухачевским. А если есть имена, то это именно и только имена, списки, без лиц на фотографии, без родства, без подробностей теплой памяти…

Те же, кому удалось уцелеть в кровавом колесе сталинского ГУЛАГа, жили среди нас и еще доживают свой век рядом с нами. Нет фамилии, в которой кто-нибудь не был расстрелян или сослан. Это у нас — болит (по крайней мере, у тех, кто не отморозил мозги и не потерял человеческого облика).

Поэтому вопрос о выносе чертовой мумии из гробницы в центре Москвы — вопрос политический, и только. А автобус с радостным усатым палачом на борту — личное оскорбление мне и миллионам россиян.

И организаторы этой мерзости напрасно думают, что она проскочит на шармачка.

ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ